Воспоминания ветеранов-энергетиков
о Великой отечественной войне
В.П.Воробьев "Письма с фронта"
Письма с фронта
Треугольником сложенные тетрадные или из оберточной бумаги листки. Обратный адрес - "Полевая почта..." Треугольный штемпель: "Красноармейское, бесплатно". И еще штемпель: "Просмотрено военной цензурой". Письма с фронта. В те далекие сороковые годы Тоня (так звали добрую, приветливую женщину, бессменного нашего почтальона) приносила их от отца, старших братьев Вениамина и Николая, от сестры Зои, артиллеристки-зенитчицы, защищавшей небо Москвы.
Я развертывал сложенные в треугольник тетрадные листы и по просьбе матери читал письма вслух. Мама читать не могла: глаза ее застилали слезы. Прижав к груди моего младшего брата, десятилетнего Борю, она слушала. Слушала, вытирая слезы радости, если фронтовые треугольники приносили добрые вести. Слезы горя и печали, когда узнала, что Николаю, старшему сыну, пулеметчику, осколком фашистского снаряда выбило глаз и он находится на излечении в госпитале. Смахивала со щек слезы горя, когда Тоня принесла горькое сообщение: Вениамин пропал без вести.
Мне запомнились многие письма Вениамина. После окончания техникума он работал химиком-аппаратчиком в приволжском городе Кинешма на анилзаводе, где от химии чахли березы. Помню, как в декабрьское морозное утро 1941 г. я вышел из дому и, за полтора суток преодолев 45-километровое расстояние, на санках привез Вениамину валенки, варежки, сухари... Успел привезти. Из двухэтажного, красного кирпича здания Кинешемского горвоенкомата Вениамина отправили на железнодорожный вокзал, и поезд с новобранцами двинулся в дальний путь. Письма от Вениамина шли с Дальнего Востока. Сообщал, что изучает военное дело. И в каждом письме - что просится на фронт, на Запад, туда, где отец, брат и сестра, что не хочет сидеть в далеком тылу. Это потом, после войны я узнал, что Япония выжидала подходящий момент, чтобы напасть на нас, двинуть в пределы страны отборную, сильную Квантунскую армию. Вениамина на Запад не пускали. Командир, очевидно, знал, как поступать. И вот радостное письмо. Но уже не из Монголии, а из Подмосковья, из-под Вязьмы.
Вениамин сообщал, не скрывая радости: "Зачислен в воздушно-де-сантные войска. Одели во все новое, "с иголочки". Скоро в бой...". То было последнее письмо. А потом - сообщение: пропал без вести. Надежды на возвращение не оправдались. Тогда в воздушной операции под Вязьмой, как узнал я уже после войны, полегло немало молодых парней...
И еще помню лето 1942 г. Призвали в армию друга моего детства, 17-летнего Васю Шкурина. На очереди были мы, ребята 1926 г. рождения.
- Мой отец может определить тебя на работу в водный транспорт, - доверительно говорил мне сверстник Костя Королев. - Бронь дадут, на фронт не пошлют. Подумай, скажи. Отец сделает.
Думал я недолго, может, несколько секунд. За эти секунды мне зримо представился фронт, бои, мои родные - отец, два брата и сестра. Их письма, их вера в победу. Тогда мы стояли на левом берегу Волги. Мой сверстник Костя недолго ждал ответа.
- Нет, Костя, не хочу на бронь, - ответил я, в раздумьи глядя на алевшее в летнем небе зарево на юго-востоке Волги (фашисты бомбили Горьковский автозавод). - Не хочу на водный транспорт, - тверже повторил я, вспомнив те письма Вениамина, в которых он с горечью сообщал, что в просьбе послать на фронт ему отказывали.
Осенью 1943 г. с того же железнодорожного кинешемского вокзала паровоз повез наш состав (вагоны-теплушки с трехъярусными дощатыми нарами) на действующий Краснознаменный Балтийский флот. Молодой лейтенант в черной шинели, черных брюках и черной флотской фуражке сопровождал нас. После двухнедельного следования (днем, преимущественно, стояли где-то в лесу, затаившись от вражеской авиации и артиллерии) паровоз доставил нас в блокированный Ленинград...
Многие мои друзья-одногодки сгорели в танках, навечно уснули после яростных атак пехотинцев, погрузились в морскую пучину...
А мой сверстник Костя Королев, поступив в водный транспорт, получил бронь. Работал бакенщиком. Нелегкий был у него труд. Кое-кто говорил: "Но - в тылу. Жив остался".
Не знаю, что было на душе у Кости в те военные годы, да и после войны. Но о себе скажу твердо: не чиста была бы моя совесть, жалок был бы я, не смог бы смотреть в глаза людям, если бы принял тогда предложение пойти на работу, где дают бронь. Не чиста была бы моя совесть перед моими отцом, сестрой, двумя братьями, письма которых я читал матери и младшему братишке Боре в годы войны. Потому мы и победили фашистскую Германию, что велика была наша любовь к Родине. Велико было желание победить.